На родине орнитолог Денис Китель занимался сохранением редких видов птиц, реализовывал свои проекты в «Ахове птушак Бацькаўшчыны» (АПБ), а сейчас ведет исследовательский проект по сове сипухе на Кавказе и в Грузии и строит домики для сов — сипух и сплюшек. В интервью «Салідарнасці» он рассказал о причинах, по которым покинул страну. И о том, что потеряла Беларусь после ликвидации АПБ.
— Когда закрыли «Ахову птушак Бацькаўшчыны», появился бан на сотрудничество с различными организациями из Европы и Америки, — вспоминает Денис. — У меня было хорошее сотрудничество с американской природоохранной организацией, которая помогала беларусской природе. После известных действий власти это просто стало невозможно больше делать.
Я уехал с такой мыслью: если на родине уже ничего не могу сделать, то можно попробовать в другом месте. Так я оказался в Грузии. После работал и в Турции на станции кольцевания птиц, а сейчас работаю в Польше, в университете.
— Как вы считаете, как можно оценить потери Беларуси от ликвидации организации «Ахова птушак Бацькаўшчыны»?
— Трудный вопрос. С одной стороны, все понятно, если мы будем говорить вообще о любой стране. Хорошо, если есть государственный аппарат и есть негосударственные структуры, которые работают ради охраны природы.
Невозможно чиновникам из министерства делать все дело и видеть широко. Для этого и были нужны НГО. «Ахова птушак Бацькаўшчыны» занималась разными делами — от восстановления болот до учета вертлявой камышевки, например.
Минприроды не могло охватить все. Ресурсы были ограничены: и человеческие, и денежные. И в этом смысле НГО помогали, так как мы могли привлечь деньги из-за границы. Это были миллионы долларов, которые расходовались на беларусскую природу.
Может быть, это сейчас продолжается? Нет. Все эти проекты, которые мы имели, к которым имели отношение различные европейские структуры, они все закрыты.
Я сотрудничал не только с АПБ, но и с рядом других организаций, большинство из них закрыты. И все эти организации занимались экологическим образованием, охраной природы.
В Беларуси мы нашли средства на проект, связанный с совой сипухой. Повесили 40 ящиков по стране: в церквях, на фермах. Я был локомотивом проекта, потому что у меня было желание, и я его толкал. Когда уехал, пытался его поддерживать на расстоянии.
Когда мы вешаем ящик для птицы, мы ее должны мониторить, почистить, если там есть какие-то поломки — отремонтировать. Сейчас некому этим заниматься. И нет возможности получить на это деньги, чтобы люди продолжали это дело.
В Беларуси работали краудфандинговые площадки, которые способствовали реализации идей. Например, в моем родном городе Малорите в 2017-м мы сделали мурал с птицей года — деньги на него собрали через краудфандинг. Таким образом люди могли легально поддерживать малые проекты.
В этом смысле я всегда ставил «Ахову птушак Бацькаўшчыны» в пример: если эта организация обещает, то обещание будет выполнено.
— Чем вы занимаетесь сейчас?
— У меня есть два направления деятельности, связанные с совой сипухой. Первый — научный. Мне интересно узнать о ее распространенности в Грузии и влиянии на местную фауну. А второе направление — человекоориентированное.
Сова живет рядом с человеком, и она хороший помощник в борьбе с грызунами. И в развитых странах фермеры не используют различные яды, а привлекают сову к себе на землю.
В Израиле, в США, в Швейцарии есть соответствующие программы, финансируемые государством. Для совы строят ящики, вешают их, мониторят. Повесить один ящик, например, в Израиле, стоит примерно 400 долларов.
В Грузии я хочу показать людям, как они при меньших затратах могут получить тот же эффект. Мы ставим фотоловушки возле ящиков для сов. И когда совы туда прилетают, можно посмотреть, что они там делают. Каждая фотоловушка стоит денег, которые мы собираем через краудфандинг.
Поддержать проект Дениса кителя можно здесь. Собранные деньги пойдут на фотоловушки и необходимое оборудование для урн, в которых живут совы.
Это мировой опыт. Главное, чтобы власть поверила в это и начала действовать.
На международной конференции, на которой был недавно, эксперты из Израиля и Швейцарии говорят: то, чем мы занимаемся, должно быть вне политики, так как страны враждуют, это все будет продолжаться, но должны быть идеи, объединяющие людей.
В Израиле сделали ящики для сов, повесили на них передатчики, и оказалось, что они летают в Иорданию, в Палестину. Израильские эксперты решили найти сотрудничество с Палестиной и Иорданией и расширить свой проект. Таким образом, сова сипуха становится bird of peace.
Сейчас эта инициатива насчитывает тринадцать стран, и Грузия в прошлом году тоже присоединилась, благодаря нам.
Эксперты старались рассказывать о сипухах разным людям, у которых есть власть. Они, например, встречались с папой римским, которому рассказывали о сипухе. Встречались с Ангелой Меркель, которая более миллиона евро потратила на эти инициативы. Встречались с президентами разных европейских стран, чтобы о птице поговорить.
Это уже не столько вопрос об охране природы, а скорее о том, что мы не должны войны вести, а можем искать что-то, что…
— …нас объединяет.
— Да. Конечно, идея дискуссионная, и все зависит от того, на какой стороне забора ты находишься. На конференции у нас был онлайн с человеком из Палестины, который не смог приехать на встречу, так как ему нужно было найти жену с ребенком, поехать из пункта А в пункт Б, а между этими пунктами идет враждебное столкновение, и он не знает, доедет ли. И в это время он нам рассказывает о проекте, связанном с этими птицами.
…До 2020 года Беларусь была на суперклассном уровне. Это касалось не только природоохранного сектора — всех сфер, так как у нас было много проектов, организация работала по разным направлениям.
И даже если не было денег, насколько беларусы были сплочены! Сборы на краудфандинге закрывались на раз-два. На ящики сипухам две тысячи долларов собрали за два дня. И это было про любую инициативу, про любой вопрос: если ты можешь обосновать, что это нужно, то получи, что ты хочешь.
Мы живем в стране, хотим, чтобы она развивалась, чтобы были муралы красивые нарисованные, хотим, чтобы кто-то с помощью коптера мог смотреть, что у птиц, которых никогда не видели в жизни, в гнездах находится.
Я использовал коптер, чтобы залетать на гнездо скопы — это большая хищная птица, она рыбой питается и живет у нас на севере Беларуси. Таким образом, я мог, не заходя на болота, не утруждая птицу, просто туда подлететь, посмотреть, что там в этом гнезде находится, и люди помогали.
Понятно, что мы не могли получить эти деньги от государства, но были механизмы, как это сделать самостоятельно, и они работали, и очень хорошо работали до лета 2020 года. А потом, конечно, все заглохло.
Мы нашли белку-летягу, зафиксировали ее, использовали фотоловушки, сняли много видео про ее экологию жизни. Недавно видел видео от какого-то беларусского СМИ, где молодой сотрудник Академии наук рассказывает, что вот они сейчас делают проект, ищут белку-летягу, пытаются определить, где она живет. Они делают все то, что мы уже сделали. Для меня это бессмысленная работа. Видимо, человек не знает о работе, которая была сделана раньше.
— Хотели бы вы вернуться в Беларусь?
— Конечно, это моя страна, где я родился и вырос. Где мы многое делали, и хотелось бы продолжать это все делать, безусловно. Другой вопрос, что это же не произойдет в один день.
Ведь даже если все закончится, сектор охраны природы в Беларуси будет неперспективен. Охраной природы занимаются тогда, когда в твоей стране нет других проблем. В первую очередь социальные вопросы предстоит решать.
Конечно, чем больше времени ты проводишь не в своей стране, тем больше понимаешь, что здесь пускаешь корни тоже. В Грузии я начал свои проекты, мне хочется, чтобы они имели результаты.
Моя цель — помочь каждой конкретной паре сипух. Мне хочется, чтобы в Аджарии сипуха жила, у нее был ящик, чтобы здание не разрушили, или, если будет новая застройка, пусть учитывают, что здесь живет сова.
— Первое место, которое вы посетите в Беларуси, — это…
— Мой родной город Малорита. Но я боюсь разочароваться. У меня рана на сердце, когда я вижу, что большие старые деревья, которые у нас в городе были, спилили. Знаю, что продолжается этот процесс. У нас глупая власть, которая вместо того, чтобы подмести листья, уничтожает деревья.
В городе осталось старое кладбище, очень красивое, со старыми дубами. Знакомые малоритчане писали мне, что и до них добираются. При моей жизни я не смогу увидеть красивый, цветущий город.
Вот в Грузии приезжаешь в Тбилиси — и сколько там деревьев… Или в Батуми, где густо застроено, но беседку строят вокруг дерева. Никогда у нас такого не было. В Беларуси сначала спиливают дерево, потом там что-то делают.
Когда в Белостоке иду в университет из общежития, прохожу мимо деревьев — это памятники природы. На дубах — таблички, где написано, что они защищаются государством. Я могу несколько маршрутов выбрать и на каждом из них встречать эти деревья.
Я считаю, что каждое старое дерево — это уже история, оно видело больше, чем мы. И я не против фабрик, но мы живем в городах и должны природу развивать, а не строить каменные джунгли.
Однажды кто-то меня спрашивал, за какого кандидата я бы голосовал на выборах. Я ответил, что за того, кто запретит вырубку любого дерева в любом населенном пункте. Есть коммунальные службы, которые будут подметать листья, обрезать сухие ветки, лечить деревья. Не надо под корень сразу. Это то, что у нас делается.
